Из немецкого лагеря для беженцев – к слову, которое стало домом
Двадцать лет назад в газете «Молодёжная смена» (Грозный, Чеченская Республика) вышли две мои статьи – «Исповедь бывшего эмигранта» и «Германия глазами чеченца». Я рассказывал о молодом человеке Тамерлане Батиеве, уехавшем в Германию, чтобы спастись от войны и начать новую жизнь.
Если коротко, первая была о трудном опыте переезда в ФРГ, вторая (продолжение) – о наблюдении и переосмыслении, попытке понять и принять чужую страну. Тогда я не решился сказать правду: этот человек с вымышленным именем был я сам. Мне казалось, что поведать о себе в третьем лице – значит спрятаться за буквы, чтобы меньше болело. Сегодня, спустя годы, говорю об этом прямо: всё, что пережил тот герой, пережил я.
Я помню дорогу из Грозного, пустой вокзал, холодное утро в Берлине и тот первый вдох немецкого воздуха, в котором не было ни страха, ни запаха войны. Мне хотелось верить, что всё только начинается, но началось испытание. Лагерь для «азюлянтов» под старинным городом Триром – длинный барак, восемь человек в одной комнате, масло и джем в крошечных упаковках и одинаковое слово в устах всех сотрудников: «ждите». Мы ждали день, месяц, потом ещё один, пока ожидание не стало образом жизни. Ждали решения, писем, разрешений, перемен – чего угодно, лишь бы это не было безмолвием. Но порой я ловил себя на мысли, что боюсь дня, когда письмо всё-таки придёт: ведь оно могло быть концом надежды…
Иногда я выходил вечером во двор и смотрел на ровные немецкие дома, где за шторами горел спокойный свет. Казалось, люди внутри этих стен живут по какому-то особому закону, которому я никогда не смогу научиться. Там царил порядок, но в этом порядке не хватало тепла. Германия была безупречна, как механизм, и, казалось, так же равнодушна к тем, кто оказался рядом не по своей воле.
Потом был древний и величественный Кёльн. Шумный и строгий, с грандиозным собором, у подножия которого замирает время, и вокзалом, где грохот поездов сливается с дыханием города. Я попал туда по счастливой случайности, когда знакомый помог устроиться в итальянский ресторан «мака-ронни». Работал мойщиком посуды. С утра до ночи, по одиннадцать часов, иногда дольше. Вода обжигала руки, от пара запотевали стены, от усталости болела спина. Но работа давала хоть какое-то ощущение нужности. Директор – турок по имени Метин – был строгим и скупым, однако другой человек, сицилиец Анжело Фарделла, стал мне как брат. Он приютил меня у себя, делился тем, что имел, рассказывал истории о далёком острове в Средиземном море, и о жизни, в которой главное – оставаться человеком.
«Всегда отчётливо помню кусочек письма мамы, которое она написала мне в Германию: «…самое главное в жизни не деньги, главное – остаться человеком». Она прямо так и подчеркнула это слово… И это до боли правильно. Как сказал Джордж Оруэлл: «Если ты чувствуешь, что оставаться человеком стоит – пусть это ничего не даёт, – ты всё равно победил» (из моей книги «Освещая – влиять»).
Общение с Анжело (наряду с дружбой с чеченцем Ибрагимом Идрисовым и «российским немцем» Женей Паульсом) было именно тем теплом, которого так не хватало в чужой стране. Так прошёл год. Я узнал, как пахнет настоящая усталость, и как горько осознавать, что ты – лишний. Бумаги о статусе беженца не приходили, решения не принимались, а время шло. Тогда я понял: если останусь, растворюсь, исчезну. И я вернулся. Это решение пришло не как поражение, а как право на выбор. Самолёт «Дюссельдорф – Москва» был для меня не обратным рейсом, а последним шагом сквозь собственную тень.
В Грозном не было электричества, но были люди, которые начинали всё заново. И я взялся за перо. Вместо кухонной плиты – редакция газеты, вместо стука тарелок – звук клавиш. Я писал о тех, кто не сдался, о тех, кто строил, верил, помогал.
Прошли годы. Я стал журналистом, потом писателем. Писал о жизни, о вере, о доброте. Говорил с президентами и с простыми рабочими, и каждый раз возвращался к одному и тому же вопросу: где человек находит себя? Германия научила меня порядку и точности, но родная земля – стойкости и состраданию. Там я был никем, здесь – собой.
Иногда мне кажется, что тот парень из немецкого лагеря идёт рядом. Я всё ещё слышу его шаги. Когда становлюсь равнодушным, он будто шепчет: «Помни». Помни запах пластиковой еды, помни холод вокзала, где ты ждал письма, помни, как Анжело делил с тобой хлеб. Всё это – не боль, а напоминание о цене жизни.
Когда сегодня стою у Кёльнского собора, уже не как беженец, а как гость, я понимаю: путь мой был не в Германию и не из Германии – он был ко мне самому. Родина – это не место на карте. Это та земля, где ты нужен. Там, где без тебя станет хоть немного темнее.
Я вернулся домой. И если спустя двадцать лет я всё ещё пишу, значит, тот путь был не напрасным. Иногда судьба высылает человека не из страны, а прямо – в сердцевину жизни. И если ты в ней нашёл себя, значит, ты действительно вернулся домой.
Зелимхан Яхиханов,
Заслуженный журналист Чеченской Республики
Фото из личного архива автора